Кооперативное воспитание новой личности

«Отрадно и радостно сознавать, что в работе Центросоюза, как и всей кооперации, мы уже имеем колыбель новой русской общественности... В этой колыбели воспитывается совершенно новый тип человека».

Е.Кускова

Введение механизма социального администрирования требует, с одной стороны, определенного усилия в формировании нового типа личности, воспитания общественного сознания. На это и было направлено так называемое «кооперативное воспитание. С другой стороны, если конечной целью кооперативного строительства, как мыслилось российским теоретикам кооперации, является «не производство богатства, а создание наиболее совершенных человеческих существ», главной ценностью «творческого социализма», то неизбежным становится вопрос — каков кооперативный идеал, каков путь к воспитанию «гармоничного человека»? « Самые скромные силы при помощи большого рычага могут выполнить колоссальную работу, таким рычагом является кооперация, а подлежащею выполнению работой, — социально — политическое просвещение масс, — разумеется, просвещение, по необходимости, поверхностное, но все же неотложно-необходимое», — считали российские кооператоры. На реализацию этой задачи была направлена работа культурно-просветительного отдела, усилия секретариата Московского союза потребительных обществ, его издательская деятельность.


Основу всех утопических течений во все времена составляло учение об обустройстве человечества на новых экономических основаниях: «И Оуэн, и Сен-Симон, и Фурье придумывали, изобретали новый общественный строй, как механики изобретают новую машину. Они верили в превосходство своих изобретений перед всякими другими, и для применения этих изобретений на практике — перестройки всего человечества на новых началах — оставался сущий пустяк: растолковать неумелым и невежественным людям, как хорошо им будет житься при новых условиях»


Определив путь достижения цели — строительство социализма путем организации коммун-колоний, общественных организаций — кооперативов, Оуэн главным средством в этом деле считал правильно поставленное воспитание. А проблему «уничтожения бедности» он увязывал с «широким вопросом воспитания человечества в духе коммунальных идеалов общежития», со стремлением «из будущих поколений... образовать человеческую расу более совершенную».

Обдумывая принципы социалистического строительства, Оуэн изложил свои взгляды еще в начале XIX в. «Новый взгляд на общество» он расценивал как «опыт о принципах образования человеческого характера», полагая, что «в человеке можно воспитать какие угодно чувства, свойства и какой угодно характер».

Н. Г. Чернышевский, как и прочие экономисты социалистического толка, связывал успех развития социализма с развитием человеческого сознания, рассматривая кооперацию, как форму взаимопомощи, а не самопомощи.

Ему вторили последователи. Новые теоретики «кабинетной» системы, несмотря на явный крах проектов социальных реформаторов в Англии, Франции и Северной Америке, обратили на себя внимание в России: осуществление идеи равенства заключалось в единомыслии — «союзе и братстве» людей «соединенных в общества, имеющих общий интерес». «В кооперативной работе постепенно перевоспитывается человек.., вырабатывается общественный человек, заботящийся о других, об обществе, обо всех в дружно работающей кооперации растут солидарность и братство — чувства, без развития которых в людях нельзя себе представить осуществление социализма», — писал В. Хижняков.

Тотомианц считал Оуэна родоначальником мирного, неклассового социализма, инициатором «социализма убеждений» в основе которого лежит метод воспитания.

Н. Шелгунов полагал, что утописты — гении, и не их вина в распаде созданных коммун, «виноваты те, кто не дозрел до понимания его учения». Идейно и культурно-просветительные задачи «кроме временных хозяйственных и длительных организационных интересов» всегда были в центре внимания организаторов российской кооперации.

Идея Оуэна о необходимости «произвести полное изменение в характере отношений человеческого рода», провозглашенная 64-летним старцем на открытом собрании в 1835 г., стала одной из составных идей в утопическом учении о социализме, а перенесенная в мир кооперативной идеологии, составила цель Общества всех классов и всех национальностей: «Полное изменение в характере и отношениях человечества произвести исключительно мирными средствами и путем просвещения, при чем словом и делом должна осуществиться религия милосердия и терпимости по отношению к убеждениям, чувствам и поведению... всех».

Иначе говоря, духовный интерес выше материального, общественный — выше личного. «Эгоист, преследующий в общественной работе личные выгоды, не должен быть членом кооператива. Действительной целью кооперации является уменьшение до наименьшего предела в нашей экономической организации личного интереса и заботы о прибыли», — отмечалось в отчете правления к ревизионной комиссии Инякинского общества потребителей, повторявшем идеи Оуэна.

Труд на общество при отсутствии личного интереса, без идеологической обработки сознания. Силу кооперативных учреждений Раффайзен видел не в их уставах, а в характере их участников и в осуществлении воспитательных задач. Кредитные товарищества у Раффайзена — только средство для реформы общественных условий на основании братского христианского общежития. Цель этого общества— нравственное и духовное совершенствование. Цель кооперативного воспитания — обратить в свою веру обывателей. Воспитательная функция — приобщение к теоретическому знанию о будущем. Интересы социализма требовали готовности к жертвенности ради победы «новой» жизни, жаждали ускорить ее приход.

Нравственная опора, «стержень», главный пункт «кооперативной веры не в производстве богатства», а в создании «наиболее совершенных человеческих существ».

«Миссия кооперации — сделать нравственными людей...» (Н. Нельсон).
Пролетариат, как и крестьянство, сам по себе не склонен класть свои жизни на алтарь царства социализма. Это интеллигентские фантазии и утопии. В этой ситуации появляются искусственно создаваемые «ведомые и ведущие».

«Кооперативные знания надо вливать в кооперативные массы бочками», — призывал кооператор-теоретик В. Галевич.

Важность подобной работы отмечали многие кооператоры, усматривавшие основную задачу кооперативной деятельности именно в изменении психологии масс, создании общественного сознания. Этим объяснялось их пристальное внимание к воспитанию кооперативного духа в детском коллективе, к подготовке молодых кадров.

Разрыв между реалиями хозяйственной деятельности и идеологией с ее утопическими элементами кооперации был налицо. Жизнь развела по разные стороны теорию и практику кооперации. «Уловки и шарлатанство» изобретателей утопических систем, ставили идеалистические устремления выше реалий жизни. Вместе с тем, мысль об «иной роли» кооперации в социальной политике двигала многими кооператорами-практиками. «Потребительная кооперация есть форма движения трудящихся... потребительная кооперация для своего успеха в повседневной борьбе с капиталом», по мнению Р. Кабо, требовала от своих членов «крайне важных общественных качеств и навыков».

Идеологи кооперативной пропаганды рассматривали просвещение в двух направлениях: как кооперативное образование и как кооперативное воспитание, считая основной задачей последнего — прививку идей взаимопомощи в самом широком смысле слова.

Российские кооператоры придавали большое значение процессу воспитания. «Намерение дать определенный и обдуманный курс знаний и понятий» нельзя рассматривать без тесной связи «между стремлением к новой системе хозяйственных мероприятий и стремлением к воспитанию человеческого характера», потому «преподаватели кооперативных курсов не могут обойти задачу воспитания мысли», — писал А. Евдокимов. «Наиболее совершенный человек в наиболее совершенном обществе — вот наш идеал, как в хозяйственных, так и в педагогических достижениях», — таким было мнение В. Кильчевского.

Социальный идеализм требовал подведения «научной базы» под обоснование кооперативного идеала: без нового типа мышления, «устремленного в светлое будущее», невозможно было введение механизма социального администрирования и — установления уравнительного социально-экономического строя.

В кооперативном образовании идеологи российского кооперативного движения видели «духовную красоту», уводящую ее участников в страну утопии. «Без кооперативного образования быстро стирается идейная сторона работы — та чарующая красота кооперации, которая к ней привлекает и заставляет людей бросать свое личное дело и всецело отдать себя служению кооперации», — так витиевато рассуждали кооператоры о, казалось бы, банальных вещах.

В этом смысле российские теоретики кооперации явились продолжателями утопической идеологии западноевропейских социалистов, развивали ее применительно к российским условиям, прилагая много усилий к ее внедрению в обывательское сознание с помощью кооперативной пропаганды и воспитания: «Цель кооперативного воспитания, прежде всего, заключается в том, чтобы сформулировать кооперативный характер и убеждения путем преподавания истории, теории и принципа движения наряду с экономической историей, истории промышленности, поскольку они имеют отношение к кооперации, и, затем, не менее важная, в том, что бы тренировать и мужчин и женщин так, чтобы они принимали участие в социальных реформах и вообще в гражданской жизни.

Воспитание должно касаться прав и обязанностей людей, как кооператоров, как работников и граждан» (Международный кооперативный съезд. 1911 г.)

«Основной элемент, на котором зиждется кооперативное движение», как полагали кооператоры — сознательная личность. Прообраз будущего «нового» строя, «к которому неизбежно ведет весь ход развития капиталистического общества», уже «маячил» перед ними. Задачи кооперативной деятельности с февраля 1917 г. рассматривались в общегосударственном масштабе: сознательное участие в социалистическом переустройстве общества. Концепцию общественного предназначения кооперации, «как одной из ветвей общественного движения, подготовляющего социалистический строй», выразил А.Меркулов: «В чем содержание любого социального учения, имеющего целью преобразование общественного строя? Цель— достижение царства социальной гармонии, отдаленным маяком для всякого социального реформатора всегда будет служить образ гармоничного человека».

Теория кооперативного движения мало изучена. Идеологи движения, они же политики-неудачники, в большинстве своем рассматривали кооперацию в двух ипостасях: как хозяйственно-организационную структуру и как социальное движение целевого порядка. Первая требовала профессионально подготовленных работников для хозяйственной деятельности, как это и было в реальной жизни, вторая — идеологического воспитания личности, устремленной в некое светлое будущее. Однако приходилось признавать и тот факт, что «кооперативное сознание общественных работников» все более направляется на обеспечение имиджа «идейных» руководителей кооперации. Рост тенденции к идеологическому кооперативному образованию наблюдался в связи с вливанием в ее ряды экономистов и политиков социалистического толка, занявших руководящие посты в ее структурах. Идеологический крен от здравого смысла в утопию — это явление мирового порядка. Как заметил Гибнер, никогда не прекращались «настойчивые попытки склонить, приурочить кооперативное движение к тому или иному религиозному или политическому направлению, заставить кооперацию сделаться носительницей этих идеалов и, таким образом, использовать ее нарождающуюся мощь для своих целей, с кооперацией, по существу, вовсе не связанных, а часто ей даже противоположных».

Бюро союза потребительных обществ в 1910 г. выработало (по поручению XXII собрания уполномоченных Московского Союза) специальный тип учреждения, отвечающего «запросам широких народных масс населения» и культурную рабочую силу для государственного строительства». Таким учреждением стал Народный университет им. А. Шанявского — центр популяризации знаний, включивший в свои программы курс политической экономии социализма в духе идей кооперации. Союзное кооперативное совещание констатировало в 1918 г., что «вся кооперативная работа целиком проходит в круге общей борьбы труда за социализм».

Подготовка кооперативных работников для практической деятельности все более отступала на второй план. Переломным оказался 1917 г. «Социальный идеал» обернулся социальным идеализмом: «Необходимо тотчас же, немедленно, не медля ни минуты, создавать в деревнях, селах, уездных и губернских городах культурные центры распространения агитационной литературы, устройства митингов, подготовки ораторов, выработки приемов агитации и организации демократии. Такими центрами, наряду с партийными организациями и строящимися союзами рабочих и крестьян и в тесном единении с ними, должны явиться кооперативы. Для осуществления целей просвещения масс и пропаганды политических идей необходимо создание политических органов печати и издательств по социально-политическим вопросам... устройств краткосрочных курсов районного характера по социально-политическим вопросам».

Хозяйственное предприятие (кооперативно-организационная форма) становится одним из средств конкретного воплощения политических целей и идеалов группы политических деятелей, вошедших в руководство кооперативных организаций. «Идеологически настроенные работники» составляли к 1917 г. основной костяк руководителей кооперации — Центросоюза, Совета ВКС, и проч. Кооперативное образование все более принимало идеологическую и политическую направленность. Кооперация рассматривалась, как «большой рычаг», способный выполнить колоссальную работу. Центральным кооперативным учреждениям ставилась задача издания соответствующей литературы и организации лекторских сил, районным союзам — устройство складов литературы и организации краткосрочных курсов по общественно-политическим вопросам (речь о курсах-съездах районного характера). Главная «масса слушателей» состояла из молодежи. Программа строилась из сиюминутных проблем, как некая политическая платформа:
1) Учредительное собрание;
2) Демократическая республика;
3) Аграрный вопрос;
4) Рабочий вопрос;
5) Национальный вопрос;
6) Налоговая система;
7) Народное образование.

Апофеоз программы — постановка вопроса «о временной общегражданской организации» на местах ввиду «неупроченности системы местных органов управления». Обратить в «организованную кампанию» политико-просветительную работу — задача всех союзов. И это не было голословным заявлением. Московский союз издавал серии книг и брошюр политического содержания: «Мы работаем во имя светлой задачи — объединения человечества. Мы достигнем ее нашими собственными усилиями».

Итак, задача кооперации, по мнению ее теоретиков, заключается не просто в облегчении материального положения ее участников, «а в достижении высоких идеальных стремлений, воодушевляющих массы населения в их борьбе за светлое будущее». На пропаганду этого кооперативного духа идеалистического плана направлено кооперативное воспитание. «Наиболее совершенный человек в наиболее совершенном обществе — вот наш идеал».

Постановление II Всероссийского съезда кооперации о культурно-просветительной деятельности кооперативов. (Киев, 1913 г.)


I. Общие постановления.
1. Необходимо возможно большее участие кооперации в просветительной деятельности и выделение возможно большего количества сил и средств на поднятие народного образования и народного сознания, а посему необходимо обратить особое внимание на развитие хозяйственной деятельности кооперативов, в целях как общей культурно-просветительной работы, так, в частности, и кооперативного воспитания населения.

Для постоянной культурно-просветительной деятельности необходимо при кооперативах и их союзах образование особых комиссий для руководства этой деятельностью, ибо последняя должна находится в зависимости от местных условий и должна ставить своей целью воздействие на массу населения, сосредоточив внимание на внешкольном образовании, преимущественно на тех формах его, которые недостаточно или совсем не пользуются поддержкой местных общественных учреждений. При своих культурных начинаниях кооперативы должны иметь в виду не только образовательные, но и воспитательные цели, для воспитания населения в духе солидарности и выработки в нем привычек общественной жизни (кружки, лекции, библиотеки, читальни, книжные лавки, вечерние школы, детские сады, экскурсии, народные дома, разумные развлечения).

2. Воспитание массы населения в кооперативном духе (кооперативные книги, журналы, газеты, открытые письма, иллюстрации, устройство краткосрочных курсов).

Кооперативные афоризмы.


Искусство двинуть вперед кооператив состоит в том, чтобы вполне выяснить членам разницу между ними и частным предприятием.

Главным пунктом кооперативной веры является не производство богатств, а создание наиболее совершенных человеческих существ. Человек, живущий только для себя или для своей семьи, ведет неполную жизнь. Чтобы сделать свою жизнь полней, человек должен работать вместе с другими для какой-нибудь возвышенной и благородной цели. (Из речи председателя английского кооперативного съезда в 1889 г.)

Миссия кооперации — сделать нравственными и людей, и экономические отношения (Н. Нельсон).
Все, что вносит единение между людьми, есть благо и красота; все, что их разъединяет, — зло и упорство (Л. Толстой).
Кооперация — новый путь для осуществления заповеди: «люби своего ближнего, как самого себя».
Задача кооперации заключается в том, чтобы борьбу за жизнь заменить союзом для жизни (Дж.Грей).
Мы хотим такую цивилизацию, которая не отбросит большинства и которая не будет созданием и привилегией избранных.
Цель кооперативного движения: жизнь, больше жизни для всех.
В кооперативном строе отдельный человек не только колесико, но и движущая сила.
Кооперация не знает по евангельскому завету «ни эллина, ни иудея», она зовет в свои ряды всех людей — белых, желтых, черных.
Идея кооперации так же широка, как человечество и, следовательно, принадлежит она всем народам.
Счастливое будущее народа созревает в кооперативах.
Та страна первая будет в состоянии разрешить социальный вопрос, которая прежде других сумеет подняться на самую высокую ступень по пути кооперации.
Из всех факторов, которые подымают трудящихся в материальном, моральном и вообще духовном отношении, ни один не обогащает так много, как кооперативное движение (Дж. Ст. Милль).
В кооперации люди усваивают себе постепенно социалистический принцип в процессе повседневной работы и повседневной жизни.
Наше задание заключается в том, чтобы сформировать новое общество, вместо того, чтобы ждать его появления.
Если вспомнить, что уже сделано кооперацией и что она способна еще сделать, всякий должен придти к заключению, что на кооперацию мы можем возлагать большие надежды в деле улучшения социальных условий, чем на всякую другую экономическую силу (Г. Фосетт).
Чем в большей степени направляют взор на будущее, тем полнее и плодотворнее складывается работа для настоящего.
Каждый член должен поступать так, как будто существование кооператива зависело от личной деятельности.
Необходимо считать судьбу своего общества делом более важным, чем благополучие отдельных членов.
Через кооперацию копейки становятся рублями, а рубли — тысячами и миллионами рублей.
Через кооперацию эти миллионы, вместо того, чтобы исчезать в чужих карманах, дают потребителю возможность направлять производство и распределение.
Интересы всех никогда не должны приноситься в жертву интересам частных лиц. Не покупатели должны служить интересам торговли, а наоборот.
Свобода безделья есть свобода эксплуатации чужого труда.
Никакой отец не может передать сыну в наследство право быть бесполезным для своих ближних. В обществе, где каждый человек по необходимости содержится на счет общества, всякий обязан вернуть обществу такое количество труда, которое оплатило бы его содержание. Всякий не работающий гражданин является паразитом (Ж. Ж. Руссо).
Сознание, что ты являешься деятельной частью большого целого, и что ты содействуешь успеху благородного предприятия,
вот что обнаруживает пропасть, существующую между служащими частных торговых предприятий, с одной стороны, и кооперативных предприятий — с другой.
Только при товарищеском сотрудничестве выборных руководителей со служащими возможен истинный расцвет потребительских кооперативов.
Кооперативы являются школами общественного мира.
Кооперативы во всех станах должны принять все зависящее от них меры для того, чтобы обеспечить и сохранить мир и согласие между народами. (Из резолюции Международного кооперативного съезда)
Невежество самый печальный и дурной вид нищеты.
Ненависть часто возникает оттого, что люди зависят один от другого.
Народ, который имеет самые лучшие школы, если не сегодня, то завтра сделается первенствующим народом в мире.
Кооперация — товарищеская работа людей, видящих в своих ближних товарищей и говорящих им: придите, будем работать вместе и справедливо делить заработанное (В.Нил).
Высшие существа размножаются путем соединения, этот же процесс свойственен и общественным организациям.
Только союз вносит порядок и систему в кооперативное дело, он поднимает его на степень национального, т. е. общенародного дела, указывает взорам кооператора широкие хозяйственные и общественные перспективы движения (Г. Мюллер).
Быть счастливым — это, значит, работать в любимом деле.
В числе прочих преимуществ труд имеет то преимущество, что он укорачивает дни, но удлиняет жизнь (Дидро).
Проблема жизни не решается одним смелым ударом; тот никогда не терпит неудачи, хотя бы сегодня казалось, что ему ничего не удалось сделать; в грядущие дни он сам и его дела все еще будут живы, помогая людям в новых стремлениях.
Кооперация вполне заслуживает вызванного ей энтузиазма. Если она разовьется успешно, она произведет благодетельный переворот в экономической и социальной жизни; при чем переворот этот будет произведен так, что не оставит за собой горечи и разочарования.
Не в том заключается основная задача потребительных обществ, чтобы покупать кофе, сахар и пр. по низкой цене и распределять полученную прибыль между членами. Нет, задача потребительных обществ та, чтобы в могучей борьбе народов за лучшее будущее играть если не первую, то все же выдающуюся роль.
Если вы хотите заместить торговцев, знайте, что вам удастся лишь при том непременном условии, если вы сами не станете торговцами.
Кооперативы учреждаются не только для того, чтобы приносить выгоды, но они требуют от своих членов также и жертв (Э. Вандервельде).
Потребительное общество, в котором не участвуют женщины, подобно ребенку, вскормленному без матери.
Женщина всегда есть и будет зеркалом того общества, среди которого вращается, так что о всяком обществе всегда можно судить по тому положению, какое занимает в нем женщина.
У частного банка одна забота — лишь бы не пропали деньги, да процент был бы получен; ему безразлично, какое употребление делается из займа. Кредитное же товарищество, прежде всего, требует производительного назначения ссуды.
Кооперативный банк обладает всеми достоинствами и ни одним из недостатков частного банка. Он не только знает своих клиентов, но и его клиенты знают, а обоюдное знакомство — самая надежная почва для взаимного доверия.
Только действие способно пробудить и оживить производительную силу добра и красоты.
Кооперация, которая воспитывает руководителей и развивает самодеятельность, которая научает одних нести ответственную работу, а других добровольно подчиняться во имя свободно избранной цели, образует основу способности народа к организации (проф. Эйленбург).
Кооперативное движение вначале лишь точка, которая медленно расширяется в круг, но, продолжая расти, этот круг постепенно охватывает весь мир.
Все, что в настоящее время известно под именем кооперации, есть только зачаток кооперации.
Кооперация исправляет ошибки настоящего и готовит почву для будущего.
Товарищеское взаимопонимание заменяет в кооперации ожесточенную борьбу и конкуренцию.
Мужество заключается в том, чтобы действовать и отдаваться великому делу, не думая о том, какую награду мир нам уготовил за наши усилия, и получим ли мы вообще какую-нибудь награду (Жан Жорес).
Личная жизнь должна быть проста, но кооперативная жизнь — богата и полна.
Критическая мысль не разрушает, а создает разумную власть.
Сектантство во все времена было гибельно для общежития. Без терпимости ко всякому мнению демократическое кооперативное движение немыслимо (Д. Холиок).
Всякий член потребительного общества заинтересован в том, чтобы число членов и оборот общества непременно возрастали. Чем больше членов будут пользоваться своими магазинами, тем благороднее будет отношение расходов к обороту.
Потребительное общество представляет собою организованных потребителей, сознающих свою силу и готовность воспользоваться ею (Ш. Жид).
Чтобы верно оценивать значение каждого отдельного шага, мы должны знать и помнить нашу цель.
Цель кооперации — в служении человеку, а не в пользовании им для себя; в умножении его сил, а не в их истощении.
Для того чтобы действовать, не будем ждать разрешения всех сомнений.
Не отреченьем, не критикой, не иронией строится новая жизнь; нужно подтвердить и нужно действовать.
Собранный потребительными обществами капитал не имеет целью приносить процент, а наоборот — стремится уничтожить процент.
Чем больше кооператоры тратят в своем магазине, тем лучше будут идти дела магазина, и тем лучше он сможет удовлетворять потребности потребителей и их семей.
Всеобщее участие масс всюду, прежде всего, вопрос народного просвещения (Губер).
Ни одно помещение капитала не дает такого высокого и верного процента, как помещение в дело умственного развития членов.
Характерной чертой истинной кооперации является взаимодействие экономических, духовных и нравственных факторов.
Принести труд и культуру в здоровые и правильные отношения друг к другу, это одна из важнейших задач культурного воспитания.
Не многочисленность армии, не мощь орудий, а сила духа дарует победу.
Будущее кооперативного движения в сильной степени зависит от нашей совокупности духовной жизни.
Повышая благосостояние трудящихся масс, как в городе, так и в деревне, кооперация сближает город с деревней крепкими узами общих интересов (В. А. Поссе).
Кооперативная организация дает мелкому хозяйству такие выгоды, которыми не может пользоваться единичное, даже крупное хозяйство.
Высшей задачей прогресса культуры должно быть освобождение человека от случайностей судьбы.
Кооперация должна освободить людей от зависимости человека от неблагоприятных обстоятельств и личного произвола.
Наш путь вперед назначен — мы идем с теми, кто освобождает и пока он освобождает (А.Герцен).
Первая личина тиранов почти всегда демократическая (Сократ).
И самый убежденный кооператор узнает всегда что-нибудь новое на кооперативных съездах.
Нужда — кнут, подгонявший к взаимопомощи.
Кооперация знакомит трудящихся с важностью труда, управления и предприимчивости.
Одна из несомненных чистых радостей есть отдых после труда (Э. Кант).
На двадцать человек, умеющих зарабатывать деньги, приходится лишь один, который умеет их тратить.
Покупатель — король хозяйственного строя, но до сего времени он был ленивым королем, который не царствовал и не правил.
При правильном воспитании человек пробудится к сознанию зависимости своего счастья от счастья других.
Во все времена товарищество было средством, благодаря которому идеи человечества могли торжествовать и с помощью которого люди осуществляли свои намерения.
В наемном доме служат дому, в кооперативном доме служат людям.
Плуг (вместо сохи), рядовая сеялка (вместо горсти), жатка и косилка (вместо серпа и косы), молотилка (вместо цепа), сеялка и сортировка (вместо лопаты и ветра), кредитное товарищество (вместо кулака-мироеда), потребительное общество (вместо лавочника).
Будущее кооперативного движения в значительной степени находится в руках служащих и все проблемы, касающиеся положения служащих, должны быть тщательно изучены.
Права всегда приходят сами собой, если люди серьезно относятся к обязанностям.
Только повиновение понятой правде не уничтожает и не возбуждает негодования.
Кооперация идей есть обоюдное образование, где, не оспаривая личных заслуг, все образовывают что-то общее.
В организованном объединенном действии, которое приносит в сельскохозяйственную среду кооперация, крестьянство учится главной общественной мудрости — верить только своим силам, опираться на свою самодеятельность.
Кооперативное производство, вызванное организацией кооперативного потребления, обладает наибольшей устойчивостью и жизнеспособностью.
Лучшие учителя кооперации те, которые постигают ее внутреннюю сторону.
Не господствовать, а служить — вот в чем задача кооперации.
Быть свободным значит освободиться от того внутреннего рабства, которое мы же сами и создали.
Когда законы охраняются штыками и пулеметами, тогда их нарушают сверху и донизу.
В рочдельской системе распределения прибыли лежит и формула для решения проблемы об образовании капитала для строительной кооперации.
Истинно кооперативным учреждением является неделимый кооперативный фонд.
Рочдельская комбинация есть социальное открытие, имеющее историческое значение.
Принцип участия в прибыли соответственно сумме закупок дал юному великану — кооперации силу отбросить всякие чужие помочи и пойти самостоятельно. Кооперация открыта для всех, ее свет — для всех. Кооперация не выдвигает перегородок, она не пишет надписей: сюда входа нет!
Язык любви, героизма и кооперации один для всех народов (Ек. Вебб).
Социализм установленный диктаторской властью какого-нибудь правительства, ведет к разрушению общества, бесконечным реакциям, вавилонскому столпотворению и ужасающей нищете.
Всякий человек, с сердцем и умом, знает ныне, что такое кооперация. И все, искренне любящие трудовой народ, понимают, что кооперация с ее многообразными применениями должна, в конце концов, привести к решению того, что называется «социальным вопросом» (Франческо Вигано).
Величайшую идею в жизни современной Англии создала горсточка умирающих с голоду людеи^ .

Из программы курсов Туган-Барановского «Социализм, как новая система хозяйства» (11/24 марта — 1/14 апреля 1918 г.). Университет им. А.Шанявского


Сущность социализма и отличия социалистического хозяйства от других хозяйственных систем. Социализм государственный, синдикатный, коммунальный и анархический. Социализм и коммунизм.

Социалистическое хозяйство будущего. Внешняя экономическая политика социалистического государства. Мировая организация социализма. Муниципальный социализм. Будущность кооперации в социалистическом государстве. Социалистические общины. Индивидуальное производство в социалистическом государстве. Город и деревня при социализме.

Ценность и стоимость в социалистическом обществе. Цена. Деньги. Существенно иная природа социалистических денег, чем современных. Функции денег при социализме.

Социалистический строй, как хозяйственная система высшей производительности. Задержка развития производительных сил капиталистической системы хозяйства. Общественные, моральные и интеллектуальные условия осуществления социализма.Социализм и духовная культура. Социализм и хозяйственный интерес. Духовные интересы социалистического общества. Социализм и свобода личности.

Кооперация и интеллигенция


Психоз социального, немедленного переустройства мира овладел российской интеллигенцией. Подстрекаемые революционными трибунами, подобравшими на задворках европейской цивилизации утопическую формулу эгалитаризма, в паническое нетерпение впадали целые социальные слои (если не вся нация). «К топору зовите Русь!», «Долой самодержавие!», «Пусть сильнее грянет буря!» — вещали буревестники всех мастей. «Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит, там вдали! Вперед! Не отставай, друзья!» (Петя Трофимов, недоучившийся гимназист из чеховского «Вишневого сада».)

Призывы первых русских революционеров вскормили поколение молодых нигилистов. Душе россиянина свойственны крайности, слабое развитие «тормозного устройства» — это отмечал физиолог И. П. Павлов. Все до предела, все до края — эта черта характера выражалась в социальном экстремизме. Представители народничества находились во власти социального идеализма, однако это не помешало им проявить себя как течение левого толка. Протест принял крайние формы выражения — от откровенно уголовного (нечаевщина и большевизм), до ухода от реальной жизни (толстовство). Либо разрушительный гнев, либо молитва: третьего не дано, здесь нет места созидательному труду. Человеческие жизни приносились на алтарь страсти к единообразию, грубой уравниловки абстрактного будущего.

Литературная Россия талантливо проиллюстрировала страницы жизни общества середины XIX — начала XX вв. Н.Лесков не придерживался революционно-демократических воззрений, писал о глубоких народных традициях. Знаток народного быта, он не отступил перед идеями «нетерпеливцев», не принял новых этических теорий. Этическая ориентация писателя основывалась на «внепо-литических» нравственных представлениях, гуманистическом подходе в социальных вопросах. «Возмутительные» листовки 1862 г., пророчившие большую кровь, отмену частной собственности и брака Лесков называл безнравственным явлением. Героям «разумного эгоизма», преданным делу революции (роман «Некуда», 1864) он предсказывал, в их жизни нет будущего: «Помилуйте, разве с такими людьми можно куда-нибудь идти!» В этом высказывании Лесков руководствовался желанием «показать ничтожное пусто-мыслие».

Жизнь и литература соседствуют во всяком обществе, они связаны между собой гораздо более сильно, чем можно предположить. И известные писатели испытали на себе «раздвоение личности» в поисках «истинного» пути социального переустройства общества и мира, своего рода нетерпение, завороженные простотой достижения цели через насилие. Признав неизбежность индивидуального террора, так просто перейти к террору массовому.

Противоречий и раздвоенности не избежал и Л. Н. Толстой. Политические взгляды уже зрелого человека принимали специфические, порой причудливые формы. В.Маклаков, близко знавший писателя, указывал, что мнение о нем в обществе разделилось. Прежде чем начать «тачать и пахать», на одном из этапов эволюционного воззрения, при известии о покушении на Лауница, Толстой с досадой произнес: «И, наверное, опять промахнулся... Я вот тоже понимаю, что как будто и есть за что осудить террористов. Ну, вы мои взгляды знаете. И все-таки не могу сказать: это целесообразно». Арест же любого террориста Толстой рассматривал как непозволительное насилие, в отличие от убийства государственного чиновника (как правило, отца семейства).

Не на Сенатской ли площади публичным убийством героя 1812 г. Милорадовича, «доблестным» декабристом П. Каховским положено начало открытому политическому террору?

Февральские, а затем октябрьские события 1917 года, продемонстрировали на практике создание и проявление социально-психологической среды, когда «средний уровень коммунистов — и морально, и интеллектуально — ниже среднего уровня беспартийных». (В. И. Вернадский. Из дневника. Запись от 2 ноября 1941 г.)

В своих статьях Чернышевский тщетно тужился доказать преимущество коллективного труда, социалистических форм хозяйствования. Жизнь показала, что социализм не обеспечил высшую, по сравнению с капитализмом производительность труда.

Бомбометателями-убийцами, террористами становились студенты недоучки, женщины-фельдшерицы, учительницы, словом, народники-интеллигенты, те, кто по своей природе и избранной профессии должны были трудиться во благо просвещения, науки и здоровья нации. Террористы становились героями времени, их именами по настоящее время названы улицы.

При попустительстве интеллигенции индивидуальный террор в конце концов закономерно перерос в массовый.

В. Короленко отмечал свойство российской интеллигенции легко заражаться чужими идеями, которые могли овладеть ее воображением: «Вечные бродяги и искатели», желавшие политического переворота, прошли путь разных политических течений: от чай-ковцев до террористов. «Разные типы русских чудаков» бродили по континентам в поисках таинственной готовой мудрости, вкусив практический опыт общины коммуниста Фрея, строили свою российскую коммуно-утопию «Криницу» и городские «фаланстеры», умирали на баррикадах во имя братской солидарности.


Легионы нигилистов, циников, которые вдруг явились в се мействах и на улицах, наводнили города. Образы «своеобразных интеллигентов» остались в судебных политических и уголовных процессах, прессе, литературных образах и воспоминаниях.

«Герои времени», не раз переживали разные фазы российского интеллектуального брожения. Судьба не раз давала им шанс проявить себя на трудовом поприще сообразно их профессиональному образованию. Но, увы, постоянный разлад между мыслью и жизнью не выработал устойчивого равновесия, способности к плодотворному труду. Производительный труд — основа капитала, благосостояния семьи, основа общества. Этому не была обучена интеллигенция. Вот поговорить, пофилософствовать, поразгла-гольствовать, позвать в светлое будущее, не трудясь, это, пожалуйста. Н. Бердяев писал, что «демагогия деформирует душу нашей интеллигенции». Нам есть, с чем сравнить Россию: вся культура и вся цивилизация Западной Европы построены на преобразующем воздействии труда, революция сама по себе ничего не создает.


В социальном портрете российского интеллекта не раз отмечались такие черты, как кликушество и готовность к страданиям.

«Вот вы были в Сибири, в тюрьме, в ссылке. Сколько я ни прошу у Бога, чтобы дал и мне пострадать за мои убеждения, — нет, не дает этого счастья». (Из разговора Л.Толстого с В.Короленко.) Или: «Какая вы счастливая! У вас есть настоящая, невыдуманная работа». (Из беседы Л.Толстого с вдовой нечаевпа, умершего на каторге). Также: «Ничто так вполне не удовлетворило бы меня и не дало бы мне такой радости, как именно то, чтобы меня посадили в тюрьму, в хорошую, настоящую тюрьму, вонючую, холодную, голодную. Нетерпение, отсутствие глубины понимания, неразборчивость в средствах для достижения поставленной цели.

В. Короленко отмечал, что в душе великого писателя переплелись «все злобы и противоречия» нашей жизни. Но только ли у него? «Русская интеллигенция, по большей части люди, которым само образование давало привилегированное положение, как освистанный филистимлянами Самсон, сотрясали здание, которое должно было обрушиться и на их головы», — замечал Короленко.

«Я нужен России... Нет, видимо, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник, портной нужен, мясник...», — размышлял герой Тургенева. («Отцы и дети»). Недоучка студент Петя, бросивший учебу ради «служения» народу («Вишневый сад»), а не талантливый, но неудачливый доктор Дымов («Попрыгунья») стал героем своего времени. Не тысячи безвестных тружеников — земцев, учителей, врачей, ученых — интеллектуалов, становились героями дня, а нищие, пустые болтуны, находившие поддержку в душах присяжных заседателей на политических процессах, занимали сердца и души обывателей. Отсутствие собственного мировоззрения, мышления, широкого образования, и при этом поспешность и нетерпимость, неумение анализировать обстановку, готовность поспешно принять умозрительную схему, обещающую разрубить, как гордиев узел все социальные проблемы, — вот черты, характеризовавшие большую часть революционно настроенной интеллигенции.


Литературная критика отрицала действительность жизни, погружая нацию в иной поток сознания. Наступала эпоха экспансии в утопию. Один из «проводников» последней — неистовый Виссарион Белинский.

«Этот блаженный человек, обладавший таким удивительным спокойствием совести, иногда, впрочем, очень грустил; но грусть эта была особого рода, — не от сомнений, не от разочарований, о, нет, — а вот почему не сегодня, почему не завтра. Это был самый торопившийся человек в целой России...», — отмечал Ф. М. Достоевский.


За Белинским шли иные. «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть», — писал Н. Некрасов.
Л. Толстой, посещая Бутырки, любовался домашней обстановкой одного из интеллигентов, окруженного оборванными и одичавшими детишками и, сидя среди этой «мелюзги», повторял благодушно: «Как у вас хорошо! Как я вам завидую».
Героем дня, вызвавшим восторги писателя, выступал полунищий философ, многодетный отец, живущий на случайные заработки своего старого отца, сам же не желающий трудиться «из убеждений».

Российского интеллигента всегда раздражало материальное благополучие: «Героический интеллигент не довольствуется поэтому ролью скромного работника.., его мечта — быть спасителем человечества, или, по крайней мере, русского народа». Его идеал «абстрактное народное счастье», «его Бог есть народ».

Имеют ли моральное право быть вестниками времени, борцами за народное счастье, вершителями судеб российских, эти «герои времени»? Ради кого раздавались требования социальной революции? Безответственные разночинные реформаторы, мечтатели о счастье всего человечества на деле не проявили способности к производительному труду.


Деградация трудовой этики вылилась в формулу — «наша ненависть — высшая формула добра». Любимое занятие российской интеллигенции — критика окружающей жизни при полной неспособности к участию в создании «предпосылок для реализации естественных экономических законов».

В отличие от европейского образованного интеллектуала, российская интеллигенция росла «вне потребности экономического производства». «Экономический материализм утратил свой объективный характер на русской почве, производительно-созидательный момент был отодвинут на второй план», — отмечал Н.Бердяев. Объект ненависти российской интеллигенции (государственная система, самодержавие) имел личностный характер — серия покушений на царя и государственных служащих тому подтверждение. Россия не выработала стремления и желания двигаться к правовому обществу.

В отличие от Европы, Россия миновала фазу эволюционного развития правовой культуры. Бесчинство и своевластие чиновничьей касты, беззащитность перед государственной властью личности, нежелание или неумение интеллигенции участвовать в совершенствовании государственной системы управления, сделали российскую интеллигенцию вечным возбудителем стихии. Конфликт, возникший между властью и чернью, подогреваемый интеллигенцией, проложил путь к революционной авантюре.

Как отмечал знаток российской ментальности В.С.Гиляровский, Москва жила своей жизнью, московская студенческая среда — своей. Образовательная реформа Александра II (1865) дала профессорскую автономию, общедоступность образования.

При состоянии «перепроизводства образованной интеллигенции» (с 1861 г. студенческий контингент составляли главным образом разночинцы), недовольство студенческой и преподавательской аудитории стало делом привычным.

Литература сохранила описание студенческой среды разночинцев, своего рода «вечных студентов Трофимовых», так и не окончивших учебные заведения.

«Рассадниками» бессмысленного бунтарства, его гнездом еще во времена Александра II стали Московский университет и Петровская академия. Студенты академии — «молодые люди в простых блузах, красных рубашках, истертых сапогах. Там собиралась передовая молодежь, среди которой были распространены революционные идеи и начинали зарождаться первые революционные кружки».

Университетский устав пореформенного периода 1865 г. обеспечил неограниченный доступ в Петровскую академию представителей всех сословий без вступительных экзаменов и специальной подготовки. Вольница царила не только в студенческой среде, но и преподавательской. «Студент-петровец, бородатый, в косоворотке, с суковатой палкой в руке стал в обывательском представлении олицетворением революционера», — писал Чаянов.


Нечаевское дело 1869 г., ставшее первым открытым политическим процессом (убийство студента И.Иванова в гроте Петровско-Разумовского парка) по сути — уголовное дело.

Гиляровский оставил колоритное описание студенческой среды: «Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широкими полями, иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало юношам ученый вид и солидность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции».

«Любимым местом сбора революционного московского студенчества был кабак именуемый "Адом", по сравнению с которым хитровская "Каторга" казалась пансионом благородных девиц. Из отворенной двери вместе с удушливой струей махорки, пьяного перегара и всякого человеческого зловонья оглушает смешиванием самых несовместимых звуков...

Все пьяным — пьяно, все гудит, поет, ругается... дальше общего зала не ходили, а зал только парадная половина «Ада».

Заходили сюда и косматые студенты, пели «Дубинушку» в зале, шумели, пользуясь уважением бродяг и даже вышибал, отводившим им каморки, когда не находили мест в зале».

«Ад» — место сбора не только нищих и воров, жуликов и проституток, уголовных элементов, но и революционной молодежи.

«Кошачьи концерты» (вой, крик, ругань, бросание тухлых яиц в неугодных работников прессы) не были новостью для студенческой среды, как и ежегодный студенческий «праздник» — Татья-нин день, часто совмещаемый с хулиганскими выходками.

Революционный студенческий дух находил «живой отклик» и поддержку в преподавательской среде, не отличавшейся умеренными взглядами. Оценки и мнения «учащейся молодежи» оказывались «руководящими для старейших», — отмечал С.Булгаков.

Попытка ввести учебу в рамки цивилизованного образования путем принятия более строгого, чем предыдущий устава (1873) вызвала целую бурю негодования в студенческой среде, частые многолюдные политические сходки. Введение нового устава (на предмет приема в академию из среды окончивших земледельческие училища и средние специальные заведения, детей землевладельцев, крестьян, а также путем вступительных экзаменов, установление экзаменационных сессий), рассматривались как ущемление прав. «Детей считали чуть не "солью земли", в них видели вождей, предназначенных вести нас в обетованную землю. И всего забавнее то, что сами дети вообразили, будто они призваны к этому, будто эта миссия именно по их силам», — отмечал один из идеологов радикального крыла общественного движения в России П. Ткачев в 1876 г. — с гимназической поры не знавший иного общества, «кроме общества юношей, то увлекающихся студенческими сходками, то таинственно конспририрующихся, то устраивающих воскресные школы и читальни, то заводящие артели и коммуны, то опять хватающихся за народное образование, за идею сближения с народом, и опять, и опять конспирирующихся; я всегда был с ними и среди них — всегда...».

Закрытие в 1890 г., и вновь открытие академии, мало, что изменило в настроениях ее обитателей. В 1905 г. Петровская академия вновь излюбленное место революционных встреч деятелей Москвы, собраний в общежитиях не только студенческой среды, возникновения различных легальных и нелегальных кружков.

А. Ф. Фортунатов именовал 1905 г. «лучшим периодом в жизни Петровско-Разумовской школы (то есть Академии— Авт.)». Наделе учебный процесс из-за участия студентов в революционных событиях был полностью остановлен. Совет Академии, по сути, выразил поддержку происходящим событиям, принял решение «не считать участие студентов в забастовках поступком, подлежащим взысканию ».

«В глазах здоровой части общества слово «студент» стало нарицательным именем интеллигенции в дни революции», — так писал свидетель тех событий С. Булгаков.
Он назвал это явление «духовной пэдократией» — величайшим злом нашего общества.

Правительственная попытка создания в 1900-е гг. сети коммерческого образования посредством устройства новых высших заведений (коммерческих и технических) «в форме политехнических институтов» имела целью создание организации развития интеллекта молодых людей. Однако в нездоровую политическую эпоху и профессура и студенчество отдали дань «натиску и буре». Политехникумы оказались своеобразными маленькими государствами в государстве со своей конституцией, парламентами — Советами старост. Борьба партий, предвыборная агитация, афиши, речи — вопросы, которые более нежели учебный процесс волновали студенческую аудиторию, часто подогреваемую профессорами. А. С. Посников — первый декан экономического факультета Петербургского политехникума — проводил политические совещания на своей квартире. Политических арестантов из числа студентов крайне левых партий руководство Политеха брало «на поруки», погибших во время волнений 1905 г. отпевали и хоронили за счет института, но под красными знаменами под пение «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Ректор политехникума А.Г.Гагарин (монархист, как он сам себя так характеризовал) следовал с революционной толпой за гробом убитого революционера.

В период правления Александра II подобно грибам после дождя появлялись гимназии, институгы и проч. учебные заведения в уездах и губерниях, что отвечало требованиям интеллигенции открыть «народу путь в науку». Но в стране с неразвитой еще экономикой, образование оставалось невостребованным. К началу царствования Николая II в России было уже более миллиона нетрудоустроенных лиц с гимназическим (и даже высшим) образованием, чуравшихся черной работы. Множились ряды недовольных.

«У нас в России работают пока очень немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, не ищет ничего, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, учатся плохо, серьезного ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют... мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку», — рассуждает герой «Вишневого сада», сын аптекаря, вечный студент 26 или 27 лет. — «Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент.... Я предчувствую счастье, я уже вижу его... Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и в первых рядах!»

Земский врач Солнечногорской лечебницы Московской губ. И. И. Орлов (1851-1917 гг.) писал А. П. Чехову: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верю в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям — интеллигенты они или мужики — в них сила, хотя их и мало. Несть праведен порок в отечестве своем; и отдельные личности, о которых я говорю, играют незаметную роль в обществе, они не доминируют, но работа их видна...».

«Распространенное русское интеллигентское свойство — не шибко любить делать дела, больше о нем разговаривать, спорить, а если уже и взяться, так не доделывать до конца, прощать себе и другим оставшиеся вершки», — писал А. И. Солженицын, не будучи высокого мнения об интеллигенции.

В 1860-е годы строительству развитых производительных отношений, вовлечению рядового труженика в процесс самодеятельного и культурного хозяйствования, способствовала отмена крепостного права, просветительная и культурническая программы, появление земств. Реформы Александра II подарили новые возможности для участия интеллигенции в процессе преобразования общества. Однако с русской интеллигенцией случилось своего рода «несчастье», парализовавшее «любовь к истине» (Н.Бердяев), породившее убеждение: «сила русского народа не в экономической мощи».

«Трудовая» интеллигенция культивировала социальный паразитизм, призывала по науке изменить мир, приспосабливая европейские учения к архаическим формам хозяйствования, имевшим место в России (община) в политических целях во имя «служения народу»: социализм — высшая форма всеобщего, всечеловеческого счастья, какая только когда-либо вырабатывалась человеческим разумом. Нет для него ни пола, ни возраста, ни религии, ни национальности, ни классов, ни сословия! Всех зовет он на чудесный пир жизни, всем дает он мир, свободу, счастье, сколько может взять».

1870-е гг. — время активизации революционных сил; «ученики Чернышевского, Добролюбова, Писарева сплотились в растущую, хотя и неорганизованную силу» (П. Л. Лавров). Освобождение крестьян от крепостной зависимости не усмирило жаждущих борьбы, в погоне за «модой» они были не прочь прослыть за умных и «немножко опасных людей», отсутствие какой-либо цели и каких-либо убеждений, стремление к показному эгоизму.

В 1867 г. вышел роман Тургенева «Дым», написанный «по характеру душевной исповеди». Публикация романа была воспринята «передовыми» критиками, как карикатура на русские революци-оиные круги. Согласно их мнению, в условиях русской действительности второй половины 1860-х г. Тургенев не видел тех передовых сил, которым принадлежит будущее. В 1867 г. Тургенев писал Герцену: «Меня ругают все — и красные и белые, и сверху, и снизу, и сбоку — особенно сбоку».

Изображение бесперспективности революционного движения, отрицательного отношения к крестьянской «энергии», вызвало резкую критику Н. А. Некрасова, которая и определила сущность обвинений революционных демократов против Тургенева.

Многие ли современники знали И. А. Гончарова, талантливо и правдиво описавшего существенные процессы русского общественного развития? Гончаров стремился играть роль спокойного, объективного и «нейтрального» наблюдателя общественной жизни. Находясь в центре общественной жизни, Гончаров не дал вовлечь себя в водоворот политической борьбы, оставаясь на умеренно-либеральной позиции: «Умеренным просветителем он остался в стороне от революционных идейных исканий. Гончаров не последовал за Белинским, как «трибуном», провозвестником новых грядущих начал общественной жизни», между ними всегда лежала идейная грань.

Романы «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв» связаны «одной общей нитью, одной последовательной идеей — переходом от одной эпохи русской жизни к другой — и отражением их явлений в моих изображениях...». Гончарова привлекала неотвратимость смены эпох и их драматизм: дореформенный, пореформенный и послереформенный периоды. Ему была чужда русская общественно-политическая жизнь 1860-80-х гг. с «хождением в народ» и народовольство, чуждо народолюбие, толстовство, «почвенничество». Один из основных мотивов его произведений — слабое
мерцание сознания, необходимость труда, настоящего, не рутинного, а живого труда, в борьбе с всероссийским застоем». Писатель отмечал, что «крайности не в двух-трех нигилистах, а в целом легионе, который вдруг явился в семействах, на улицах — повсюду, наводнил города».

1870-е годы отмечены новыми антинигилистическими романами, не вызвавшими отклика в душах революционных критиков. Это — «Бесы» Достоевского, «На ножах» Лескова. Герой романа Лескова, сторонник авантюристического и эгоистического начала в общественном брожении, противопоставляет себя не только «отцам» общества, но и обществу в целом. «Передовой» герой размышлял не о праве людей, а о своем праве вершить судьбами людей, о способе экспроприировать общество.

В традициях российской истории принятие мифологий чужих народов: аскетизма, жертвенности, страдания. 1860-е годы — «пьяные» годы. Все или ничего, нужна кровь: «Выход из этого гнетущего страшного положения... один — революция, революция кровавая неумолимая, которая должна изменить все, все, без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся ее, хоть знаем, что прольются реки крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы», — это из прокламации «Молодой России», выпущенной кружком «Вертепник» Московского университета в мае 1862 г. Добавим к этому «Что нужно народу» (Н. П. Огарев), «Что надо делать войску» (Н. П. Огарев, Н.Н.Обручев), «К солдатам» (Н. В. Шелгунов), «К братьям крестьянам» (Н. В. Шелгунов, М. Л. Михайлов). Разрушительные идеи питали учащуюся молодежь. Каждый день пылало зарево над обезумевшей столицей, начавшиеся пожары в Петербурге распространялись по стране: «Нам нужен не царь, не император, не помазанник божий..., а выборный старшина».

Лозунг 1870-х гг.: «Подготовьте в России широкое социалистическое движение среди крестьян и рабочих».
Женева — небольшой швейцарский городок — «геологическое напластование» русских эмигрантов XIX в. Здесь одновременно можно было встретить декабриста Поджио, «совсем сданного в архив»; крайнего радикала и воинствующего публициста Герцена, вокруг которого «бурлила и шумела молодая эмиграция». Как писал современник, «эта партия, считавшая себя представительницею новых веяний, и которую в то же время только с натяжкой можно было уравнять с социалистической; скорее это была группа нигилистов, потому что, состоя из незрелых юношей и недоучившихся студентов, она не имела определенных политических взглядов, и вся программа ее сводилась к огульному отрицанию всего прошлого России и заслуг ее прошлых деятелей на пользу общества и народа, а в настоящем — на полное уничтожение всякого государственного и общественного строя...».

В Женеве беспристрастный наблюдатель не мог бы отыскать между ними идейную преемственную связь, «пришел бы в недоумение от того хаоса мнений и противоречий, того непримиримого нравственного разлада, какие разделяли этих представителей протеста». Молодая эмиграция 1880-х гг., ни в грош не ставившая своих предшественников, сильно нуждалась в средствах, была «не способна ни к какому труду», к систематической работе вообще, еще того менее, к выяснению политических и общественных задач времени, «сильная только в своем отрицании всего существующего». Впоследствии эта группа молодых революционеров-эмигрантов вступила в Интернационал, «усвоила учение социализма и стала ближе всего сходиться с Бакуниным и его проповедью анархизма».

Судьба многих российских революционеров, не перенесших «краха своего дела» в 1880-е гг. завершалась в клинике известного врача-психиатора В.Маньяна во Франции, в которой находили приют многие политические эмигранты. Причина крылась в одном: «Жить идеями, полюбить эти идеи и в то же время не иметь возможности ни осуществлять их вне, ни поддерживать внутренний процесс их развития превратилась в великую пытку для нетерпеливых».

Разрушительность идей и действий, а не созидательный труд — идеал российской интеллигенции. «Ну, предположим, я попробую открыть школу, заведу образцовую ферму, артельное хозяйство, а вместе с тем заступлюсь вот за такого-то из наших крестьян, волостного судью, которого недавно выпороли в угоду помещику Свечину. Дадут ли мне возможность продолжить?» — размышлял Кропоткин, получивший в наследство тамбовское село Петровс-кое-Кропоткино. Каждодневный труд на благо конкретных людей не по плечу устремленным в революцию; земская служба, помощь бедным крестьянам и священникам слишком мелкое занятие; чтение лекций «баррикадно-революционного характера», призыв крестьян к бунту и походу на Москву для революционеров ближе, чем судьба скромного земского служащего, оказывающего конкретную помощью крестьянам родного села. «Все или ничего» — такова позиция российской революционно настроенной интеллигенции.

Социалистические идеи носились в воздухе. «Цвет России», «лучшие люди из русской интеллигенции» — так именовались разругаители, ушедшие в революцию. Те, кто должен был быть носителем духовных ценностей, ее охранителем, стал ее разрушителем. Налицо явился перелом в общественном сознании людей неглубокой внутренней культуры, с определенным складом мышления, базировавшемся на самоутверждении через разрушение. Сознание творило судьбу: «Судьба диктуется не только обстоятельствами, как мы часто думаем, а образовавшимися смысловыми структурами сознания» (С.Н.Братусь), когда «само идеологическое настроение общества может создать террор» (Солженицын). Конечная цель революции, этой своеобразной социальной игры — власть. Человек выпадал из этой игры. Массы — вот ее движущая сила, орудие и, одновременно, жертва. Интеллигенция никогда не выражала интересов большинства, потому ей нужен бунт — «раскачивание лодки» — для достижения поставленной цели. Радикальная интеллигенция всегда находила слова для самооправдания: «Случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила любовь к истине... без должной культурности и духовности возникает ложная идеология— на лжи можно построить самые смелые революции».

П. Ткачев писал Ф. Энгельсу: «Он [русский народ] в огромном большинстве случаев проникнут принципами общинного землевладения; он, если можно так выразиться, коммунист по инстинкту, по традиции». Кропоткин полагал, что «сами по себе внешние условия, в которых происходит формирование мировоззрения, как бы благополучно они ни складывались для возбуждения вольнолюбия и протеста, еще не в состоянии объяснить переход на революционные позиции. Это объяснение надо искать в сложном взаимодействии внутреннего мира личности с окружающей средой, и, прежде всего с людьми». Не менее страстный революционер Г. В. Плеханов признавал, что «интеллигенция играла в наших революционных расчетах роль благодетельного провидения русского народа, проведения, от воли которого зависит повернуть историческое колесо в ту или иную сторону».

Создавая ячейки будущего нового общественного строя (кооперативные общества, коммуны, артели, товарищества), отдельные радикалы не гнушались и уголовными методами борьбы с государственным порядком. Ум интеллигента, постоянно охваченный демагогией, не позволял отличить представление от реальности.

Нормальное общество возникает из определенного исторического процесса. Либеральная земская интеллигенция объединилась с интеллигенцией социалистического толка, выступавшей
против власти. Ненависть развивалась спорадически — к крепостному праву, самодержавию и, наконец, к власти, как таковой. С получением политических свобод борьба только обострилась. Российская интеллигенция вступила в XX в. с ощущением неизбежности революции.

В парижской эмиграции, в период тяжелых раздумий И. Шмелев писал: «Российская интеллигенция роковым образом не смогла создать крепкого национального ядра, к которому бы тянулось самое сильное, самое яркое по талантам». Свои итоги социальных потрясений 1917-го подвел и Гриневецкий: «различные политические группы революционной интеллигенции, если и конкурировали между собой, то отнюдь не в прояснении сознания народа, а в утверждении заявленных прав и демагогических призывах».

Логический конец произошедшего был предопределен, «увлеченные демагогией массы, не встречая реального сопротивления, а лишь словесные призывы вождей и руководителей, должны были смести со своего пути, сознавшие, хотя и поздно, свою ответственность группы революционной демократии, что и сделал октябрьский переворот», — заключал Гриневецкий.

Я синим пламенем пройду в душе народа. Я красным пламенем пройду по городам, Устами каждого воскликну: я — «свобода!» Но разный смысл для каждого придам. И враг прочтет: «Пощады больше нет...» Убийству я придам манящую красивость. И в душу мстителя вопьется страстный бред. Меч справедливости — карающий и мстящий -Отдам во власть толпе. И он в руке слепца, Сверкнет стремительный, как молния разящий -Им сын заколет мать, им дочь убьет отца.
М.Волошин

Гражданская война, ленинская политика и красный террор довершили не только экономический, но и духовный распад общества. Поэт революционных катастроф и социальных потрясений прочувствовал трагедию русской революции.

С Россией кончено... На последях Ее мы прогалдели, проболтали, Пролузгали, пропили, проплевали, Замызгали на грязных площадях,

Распродали на улицах: не надо ли Кому земли, республик, да свобод, Гражданских прав? И родину народ Сам выволок на гноище, как пугало!
М. Волошин. Ноябрь 1917 г.

Тогда же, безвременно ушедший из жизни Гриневецкий писал, что «моральную ответственность перед народом будет нести вся революционная интеллигенция в целом...». Осознала ли она свою ответственность за гибель России? Вряд ли. Спасательный корабль с бывшими страстными проповедниками, посеявшими сорные зерна утопий, чья безудержная демагогия имела трагические последствия для России, благополучно прибыл в Германию. Оставшимся в Совдепии повезло меньше.

В числе многих проблем, ставших перед Россией с февраля 1917г., самая сложная — «восстановить представления экономики в умах не только темных масс, но и более ответственных слоев населения». Отличительной чертой всех утопических учений является отсутствие экономической целесообразности. «На ходе всей революции Россия должна убедиться, что социальный perpetuum mobile также неосуществим, как механический», а социализм — не экономическая категория. Лишь подтвержденное практикой теоретическое учение имеет право на жизнь. Без переориентации общественного мнения здесь не справиться: «Отныне... идеология, строившая воздушные замки социального благополучия, должна быть изжита. Малы и даже отрицательны социалистические достижения социальной революции»328. Реальная власть в феврале 1917 г. оказалась в руках интеллигенции, сумевшей социалистическими и политическими экспериментами разрушить экономику страны за восемь месяцев правления, что убедительно показал Гриневецкий. Упование на систему кооперации как на некую социальную, политическую и экономическую силу — один из видов утопии.

«Россия по-прежнему больна, «болезни» российского общества коренятся в общественном сознании — в традициях, привычках, верованиях и стереотипах, в ценностных ориентациях, предпочтениях и ожиданиях, в настроениях, бытовых «мнениях» и научных знаниях, а также в преднамеренных действиях или неопределенных ошибках политических деятелей, также вытекавших из предыдущего опыта, привычек и традиций».

Россия обольстилась левизной. «Ходить налево» в народе означает — ходить не туда, куда надо. «Левый» — понятие меньшинства. «Левша» Лескова — злоумышленник, подковавший блоху,
т. е. сломавший изощренным способом сложное творение мастеров— механическую игрушку. Отсюда: «правый» — от слова «правда» (большинство), левизна— тип цивилизации, навязываемый большинству.

«Болезнь левизны» все еще владеет российским обществом. Общество не изменится, если изменения не подготовлены экономически, культурно, психологически. Выход из дестабилизации — в меру сил и возможности создавать условия к поступательному и цивилизованному развитию страны. «Полуденный зной проходит, и наступает вечер и ночь, а там и возвращение в тихое убежище, где сладко спится измученным и усталым» (И. С. Тургенев. «Отцы и дети»).